Фрекен Смилла и её чувство снега - Страница 115

115

Он склоняется над картой:

— Никто никогда не плавал далее Хольстейнсборга в это время года. Даже вдоль берега. Течение превратило полярный и западный лед в бетонное поле. Мы можем идти на север еще дня два. Но что он хочет от нас у кромки льда?

Я выпрямляюсь.

— Нельзя играть, не сделав ставку, господин капитан.

На минуту мне кажется, что он ускользнул от меня. Но потом он кивает.

— Все как вы и сказали, — говорит он медленно. — Мы ждем. Это то, что мне известно. Мы ждем четвертого пассажира.

За пять часов до этого «Кронос» меняет курс. Напротив кают-компании висит низкое, матовое солнце, и по тому, как оно расположено, мне это очень хорошо заметно. Но почувствовала я это еще раньше.

В столовых интернатов все прирастали к своим местам за столом. В нестабильных ситуациях начинают приобретать особое значение любые внешние точки опоры. В кают-компании «Кроноса» мы тоже приклеились к нашим стульям. За соседним столом, погруженный в себя, бледный, склонившись над тарелкой, ест Яккельсен. Фернанда и Мария стараются не смотреть на меня.

Морис сидит спиной к нам. Он ест только правой рукой. Левая подвязана к шее на перевязи, частично закрывающей плотно перебинтованное плечо. На нем форменная рубашка, один рукав которой отрезан, чтобы можно было наложить повязку.

От страха у меня возникает сухость во рту, которая не исчезнет до тех пор, пока я на борту судна.

Когда я выхожу, Яккельсен идет за мной.

— Мы поменяли курс! Мы идем к Готхопу.

Я решила делать уборку в офицерской кают-компании. Если меня будет преследовать Верлен, он вынужден будет пройти мимо мостика. Если же мы направляемся в Нуук, ему придется прийти. Они не могут позволить мне сойти на берег в большом порту.

Я провожу четыре часа в кают-компании. Я мою окна и полирую медные полоски и под конец покрываю деревянные панели маслом тикового дерева.

В какой-то момент мимо проходит Кютсов. Увидев меня, он поспешно удаляется.

Появляется Сонне. Он стоит некоторое время, переминаясь с ноги на ногу. Я надела короткое синее платье. Может быть, он принимает это за приглашение остаться. Это неправильное толкование. Я надела его, чтобы можно было бежать как можно быстрее. Не получив никаких ободряющих предложений, он уходит. Он слишком молод, чтобы решиться сделать первый шаг, и недостаточно стар, чтобы быть навязчивым.

В четыре часа мы швартуемся позади красного небоскреба. Спустя полчаса меня вызывают на мостик.

— В это время года, — говорит Лукас, — есть только одна возможность пройти севернее, если с вами нет ледокола. И даже в этом случае шансы невелики. Надо уйти дальше в море. Или же ты окажешься в заливе, лед неожиданно сомкнётся за тобой, и ты попался…

Я могла бы солгать ему. Но он — одна из тех немногих соломинок, за которые я могу ухватиться. Это человек, который опускается все ниже и ниже. Кто знает, может быть, в ближайшем будущем он окажется там, где мы сможем встретиться.

— В районе пятьдесят четвертого градуса западной долготы, — говорю я, — глубина увеличивается. От берега отходит ответвление Западного течения. Там оно встречается с относительно более холодным северным течением. К западу от больших рыбных банок — район с неустойчивой погодой.

— «Море туманов». Никогда там не был.

— Место, куда течением с восточного побережья приносит большие обломки льда и откуда они никуда не могут деться. Вроде «кладбища айсбергов» к северу от Упернавика.

Концом линейки я показываю темную область на карте ледовой обстановки.

— Участок слишком маленький, обозначен нечетко. Обычно, возможно и сейчас, он имеет форму продолговатого залива, как фьорд в паковом льду. Риск есть, но участок проходимый. Если очень надо. Даже маленькие датские корабли береговой охраны иногда заходят туда в поисках английских и исландских траулеров.

— Зачем вести судно водоизмещением четыре тысячи тонн с двумя десятками человек по направлению к морю Баффина и входить в опасное для жизни пространство между ледяными полями?

Я закрываю глаза и вызываю в памяти увеличенную фотографию эмбриона, маленькую фигурку, свернувшуюся в кольцо. Фотографии, которые лежали на морской карте на шлюпочной палубе.

— Потому что там находится остров. До Элсмира это единственный остров на таком большом расстоянии от берегов.

Точечка под моей линейкой так мала, что ее почти и не видно.

— Остров Гела Альта. Открыт португальскими китобоями в девятнадцатом веке.

— Я слышал о нем, — говорит он задумчиво. — Птичий заповедник. Слишком плохая погода даже для птиц. Запрещено сходить на берег. Невозможно встать на якорную стоянку. Совершенно непонятно, зачем чуда идти.

— И все же держу пари, что именно туда мы и направляемся.

— Я, — говорит он, — не уверен, что в вашем положении можно заключать пари.

Спускаясь с мостика, я размышляю о том, что в Сигмунде Лукасе пропал хороший человек. Я часто наблюдала это явление, будучи не в состоянии понять его — то, что внутри человека может существовать другой, цельный, великодушный и вызывающий доверие индивид, который никогда не показывается наружу иначе как мельком, потому что он существует в оболочке продажного и расчетливого преступника-рецидивиста.

На палубе стало темно. Где-то в темноте вспыхивает сигарета.

Яккельсен стоит облокотившись на перила.

— Вот это круто! Круто!

Весь комплекс перед нами освещен фонарями на столбах, расположенными по обе стороны от нас вдоль причала. Даже сейчас, освещенная этим желтым светом, покрашенная в травянисто-зеленый цвет, с огнями зданий вдалеке, маленькими электромобилями и белой дорожной разметкой, «Гринлэнд Стар» по-прежнему не похожа ни на что иное, кроме как на несколько тысяч квадратных метров стали, постеленных в Атлантическом океане.

115